«Вий». Стопятьдесятпервый спектакль. Я там была…

Спектакль Евгения Лапейко и Георгия Ковтуна «Вий» по мотивам одноимённой повести Гоголя идёт в нашем русском драматическом театре уже семь лет. За семь лет я не могла написать о спектакле. Один раз, вскользь, мимоходом… И не только потому, что спектакле в кордебалете танцует моя дочь, а значит, я могу быть и буду, скорее всего, необъективной. Просто не могу. Никак «картинка не складывается». Очень много противоречий.

Но всё дело в том, что спектакль прошёл уже сто пятьдесят один раз. Сегодня вечером я на него попала. На стопятидесятый спектакль было бессмысленно искать билет или пытаться попросить контрамарку – был «переаншлаг», в этом театре употребляют такое слово. Сегодня в зале тоже не было пустых мест.

Посмотрела я «Вий» восемнадцатый раз в общей сложности. Но это ещё мало. Я не отношусь к фанаткам, которые пишут на театральном форуме: «Я посмотрела «Вий» 86 раз…» Нет, на такое я не способна. Но в первые годы ходила, по разным причинам. И мне всегда было интересно, как всегда собирается полный зал? Почему у этого спектакля всегда есть зритель? Не понимаю. И сами сотрудники театра тоже не очень понимают. Но обязательно пару раз в месяц или больше ставят в расписание «Вий». Я точно знаю. У меня там дочка танцует.

Я помню первую сдачу «для своих» семь лет назад. Смотрела с ужасом: как всё это будет работать на следующий день, невозможно смотреть, местами – чистый китч, местами – «Запорожец за Дунаем» отдыхает. Но смотреть всё равно было интересно. И поспорить о спектакле – тоже. Споры были – много и не всегда в пользу спектакля.

Премьера прошла шумно, и публика резко поделилась на «это же ужас что такое!» и «как классно, я ещё приду завтра…». Подобное потом будет ещё на одном спектакле – «Танахшпиль», ещё резче, ещё глубже.

Пресса о спектакле была, но ничего такого, что прояснило бы, что к чему в этой странной постановке, прочесть я ни у кого не смогла. Сама же я не очень понимала, как такое можно было поставить, как можно такое придумать, как можно было так классно организовать всю эту толпу, поющую и танцующую на сцене. Там ещё и дети из ансамбля «Калейдоскоп» скакали там-сям… Вокальный ансамбль пел… Куча молодых артистов, смотрящих на режиссёра влюблёнными глазами… Гранды Русского театра, старающиеся жить на сцене наравне с молодыми артистами. Я помню Людмилу Сатосову, с которой мы случайно оказались в одной маршрутке после премьеры, помню её счастливое лицо. А Семён Крупник в роли Ректора? Помните, какой он был смешной?

А весь этот театральный молодняк, который сплотился вокруг Ковтуна, очень сдружился. Они поддерживают друг друга не только на этом спектакле, но и всегда. Это уже большая группа людей, они ещё раньше, на «Ромео и Джульетте» тех же автора и режиссёра в нашей Музкомедии подружились. К слову сказать, Ковтун поставил в Русской драме до этого мюзикл «Пеппи Длинный Чулок», а после «Вия» – ещё и «Степан Разин» по роману Василия Шукшина «Я пришёл дать вам волю», с тем же базисным костяком актёров, которые готовы для него на всё.

К чему я всё это вспоминаю? К тому, что спектакль прошёл уже 151 раз (!). Спектакль по праву считается самым продаваемым, традиционно аншлаговым. Зрители голосуют за него «ногами». И до сих пор можно услышать: «Я не понимаю, почему у нашего спектакля такой успех?» В чём же его коммерческая тайна? В музыке ли Евгения Лапейко, который вложил в неё столько своей души, столько боли, столько восторга, столько любви?.. В режиссуре его друга Георгия Ковтуна? В дружном коллективе, который за несколько месяцев обучения пению и танцам, а в спектакле все всё поют сами, очень сцементировался? Помню только ощущение, что я им немножко завидую: они поют музыку Лапейко, им Ковтун ставил хореографию… Как у Эммы Мошковской: «… их было, пожалуй, не так уж много: всего только сто человек… а как им было весело…»

Я не ходила на спектакль уже пару лет. Так получилось. И, если честно, не собиралась писать. Но не могу сдержаться. Просто было очень хорошо на спектакле. Как будто в первый раз. И снова был озноб по коже, как только в первой сцене началось затемнение, и запела Панночка. И снова я переживала за неё. Сколько уже Панночек в «Вие» играло?.. Они все такие разные: и Лена Колесниченко, первая Панночка, зеленоглазая красавица, и Таня Коновалова, русалка с неповторимым смехом, никто так не смеётся в «Вие», как она, Настя Швец и Нелли Чуран, которых я пока не видела в этой роли, и Саша Цымбалюк, которая играла сегодня. Как она здорово пела сегодня: волшебно, звеняще, страшно…

Дима Жильченко, традиционно играющий Хому Брута, так спел сегодня песню про ангелов перед третьей ночью, что зрительницы забыли, слава богу, похлопать после его обрядового раздевания на сцене. Я помню, как шушукались вначале: как можно, стриптиз на сцене театра!.. Это не стриптиз, это обряд прощания и последующего омовения. В этой сцене – как повезёт – зрители или хлопают в конце раздевания, или печально замолкают. Мне больше нравился второй вариант, и это случалось, если Дима играл правильно. Но вообще и от публики тоже многое зависит…

Массовку язык не поворачивался назвать «массовкой». Они не массовка – они коллектив. А помните этих двух торговок в исполнении Валентины Прокофьевой и Александры Рославцевой? Какие колоритные и «вкусно сделанные» роли! А Николая Величко?

А Дороша Михаила Дроботова, после фразы которого «Вот так и живём…» зал просто лежит от смеха? А Хавронью, которая от страсти «сгорела вся», но ещё «осталось достаточно» в исполнении Светланы Горчинской и Ирины Токарчук? А Сотник от Ярослава Белого, страшный и очень правдивый? А все остальные – они так стараются, им нравится, просто купаются в своих ролях, пусть маленьких, пусть это просто будет только одна реплика «горохожопые…», пусть будет только кусочек пантомимы, пусть только проход с песней…

Не знаю, в чём секрет. В том ли, что на спектакле то смешно, то страшно. Причём, если смешно – так уже о-о-очень смешно, а если страшно – то до озноба. В том ли, что иногда одновременно – и смешно, и страшно. А ещё эти сцены полётов – они практически цирковые, всё же «вживую», и Панночка летает над сценой, над первыми рядами партера, и опять восторг, и опять страшно… Универсальные актёры воспитываются в «передвижной школе актёрского мастерства» Георгия Ковтуна. Они ничего не боятся, ну, или делают вид, что ничего не боятся. Под потолком летать – да, пожалуйста! Петь при этом – да, конечно, с удовольствием! Вон в «Пеппи» все они стали цирковыми артистами, и ничего, живые!..

Но мы с вами о «Вие» говорим, извините, что отвлеклась. Финал «Вия» вас удивит, если вы его не видели. Нет, всё – как у Гоголя, Хома не выжил в третью ночь. Но вот Вий с Панночкой… Посмотрите, если вы ещё не видели.

Я рассказывать не буду, иначе вам будет неинтересно। Сходите! Может быть, именно вы сможете объяснить, в чём же секрет этого загадочного спектакля, на который можно в …дцатый раз идти как в первый раз. Я не могу объяснить. Просто через какое-то время схожу ещё раз.

Лилия Штекель

«Милые люди». В Одессе танцуют настоящий контемп

«Милые люди». Что значит «милые люди»? И они действительно милые? Милый человек – какой он? А если вам говорят: «Миленько так, ничего…», то это вам хотят сказать, что это действительно мило? «Мило…» Ну, если ещё и гримасу соответствующую добавить, так вовсе выходит не мило… А как станцевать «милого» человека? А вы – милый человек? Ч е л о в е к…

Столько вопросов!.. Закончился спектакль-перформанс «Милые люди, или What does делакатность means?» Театра танца «УвіМкнені», но танцоров и постановщика Марину Лымарь отпускать не хочется. И мы всё говорим, говорим… Они сидят перед нами на полу, уставшие и улыбающиеся, и Марина с ними, сняла свои туфли с высоченными каблуками – теперь уже можно – говорит о том, как её удивляет в каждый её приезд Одесса, как она рада, что в нашем, и теперь – уже и в её – городе так интересно можно работать, так по-хорошему беспокойно!..

Нестандартное место для проведения хореографического перформанса – клуб-ресторан Bernardazzi. Но бывший Дом актёра, мне кажется, помогает артистам. Место такое энергетически плотное, атмосфера – всё ещё помнит спектакли, которые устраивались здесь. Пространство, легко идущее на эксперименты. А это действительно эксперимент.

В 2010 году балетмейстер Марина Лымарь приехала в Одессу для проведения мастер-классов contemporary dance. Сплотившаяся на занятиях в мастерской группа танцовщиц не пожелала бросать начатое обучение, и так образовался новый театр танца.

Девушки постепенно заполняют выгороженное пространство для спектакля, по одной, по двое выходя на освещённое поле, вынося с собой стулья, за которые потом развернётся борьба. Какая борьба может быть между нежными и романтичными девушками, рассуждающими о том, что такое «деликатность», что такое «одиночество»? Настоящая может быть борьба, с драками, исполненными по танцевальному легко. Жестокая и безжалостная, какой только может быть только женская борьба за место под солнцем. Зрители смотрели, очень сопереживая, они были ошеломлены, растеряны, защитные щиты были сброшены, ещё немного – и они рванутся разнимать. В первой сцене, когда одна из девушек отнимает у другой девушки, рисующей цветок на полу, мелок, зрители ещё не «созрели», чтобы «влезть в действие» и прекратить травлю… А потом – потом очень часто хотелось… Милые люди, они хотели помочь… А те, что танцуют перед нами – они милые?..

Это спектакль-провокация. Зрителю надо быть готовым к тому, что ему придётся задуматься над очень серьёзными вещами. Иногда девушки вдруг подходят к зрителям и начинают задавать им вопросы. Мне кажется, что иногда некоторые зрители даже готовы ответить. Не уверена, готовы ли были танцоры, если бы им ответили… Хотя в этом был бы смысл. Иногда казалось, что некоторые зрители готовы выйти и затанцевать вместе с героинями спектакля. И пусть это было бы не такое умелое танцевание, но пусть они бы вышли…

И ещё была очень правильно сделана, как это ни больно вспоминать, тема школы. Я думаю, она многих задела и заставила вспомнить непростую школьную действительность. «Школа – это джунгли… и там выживает сильнейший…» Там как-то вовсе не до деликатности…

У каждого зрителя есть свои ответы на вопрос: «Что такое деликатность?..» И любой зритель по-своему одинок, если задуматься. Каждая из героинь по-своему решает вопрос одиночества, вопрос своего пространства, своей территории. Но никто не хочет быть одиноким. И мы, сидящие в зале – тоже.

Поэтому получилось, что в этом маленьком театре танца Танец оказался не главным в этом спектакле. Танец – только выражение мысли, продолжение мысли, способ объяснить. Сontemporary dance оптимально подходит для такого перформанса, контемп заставляет танцора думать, и зритель тоже начинает думать вместе с движениями танцоров. Мне кажется, именно этого и добивался этот театр танца. Может быть, это не всегда было до конца доделано, но у спектакля хорошие перспективы и возможность доработать некоторую размытость идеи, некоторую недосказанность. Иногда очень хотелось «досказанности» и более чёткой цели.

Я сознательно не пишу о технике исполнения, в данном спектакле всё было в этом плане очень органично и не мешало. И это хорошо. Иногда при просмотре хореографического спектакля начинаешь думать, что можно было сработать чище, правильнее. Или техника «забивает» чувство, душу. Здесь у меня такого ощущения не возникало. Девушки работали очень красиво. Угловатые движения контемпа смотрелись мягко и нежно. Может быть, оттого, что танцоры говорили с нами о деликатности? И заключительная сцена с танцующими пёрышками – это было захватывающе! Ещё немного, и точно бы кто-нибудь из зрителей вышел бы под освещённое пространство сцены, начал бы тоже подкидывать пёрышко и попытался взлететь вслед за ним.

Очень хорошо, что танцоры теперь разговаривают со зрителями после спектакля. Нам, зрителям, это нужно не меньше, чем актёрам. И, конечно, очень хорошо, что в нашем городе появился новый театр танца, такой искренний и думающий.

P.S. После спектакля маленькая девочка, подобравшая мелок, стала рисовать цветы на полу, как одна из героинь. Большие, красивые – чтобы все любовались и радовались…

Лилия Штекель

«Пина 3D». Счастье движения

Если задуматься, сколько успела сделать для хореографии Пина Бауш, танцовщица и постановщик из Бельгии, то хватит не на одну жизнь. Фильм, сделанный по сохранившимся видеозаписям, очень трогает. Некоторые с него уходят – прямо с сеанса, не принимая эту «странную» хореографию, некоторые досиживают до конца, но остаются недовольными после просмотра – «хореография мне не нравится», «я не понимаю, о чём вообще это было». Пине уже всё равно. Её уже нет в живых, остались только эти кадры, остались люди, которые стали частью её жизни и творчества. Осталась целая хореографическая система. И очень отрадно, что когда в зале загорается свет, ты видишь рядом с собой единомышленников, которые этот фильм приняли, полюбили. Поэтому я буду писать, исходя из того, что я приняла творчество Пины Бауш безоговорочно и бесповоротно. Мне очень понравилось. Не всё. Но почти всё.

Конечно, не может не вызвать ответных чувств «Весна священная» на музыку Стравинского. Пусть даже сначала испачканные в торфе женские и мужские тела вызывают оторопь и лёгкий озноб. Я, казалось, даже почувствовала запах торфа, мне стало как-то ощутимо грязно, неуютно, потно. Но представьте, как танцовщики в этом работали, какие это даёт чёткие посылы телу, рецепторам, мозгу… Вот что очень нравится в хореографии Пины – нет «глупых» рук и ног, всегда есть мысль, которая даёт работу мыщце, задающей движение. Столько страсти в этих движениях! Столько энергии! Очень хорошо снято, вы видите каждый жест, каждый вздох, чувствуете, как пальцы ног танцоров скользят по коричневому торфу…

Не всегда танцовщики могли повторить или воплотить то, что Пина им предлагала. Как вспоминает одна девушка, она говорила ей, «что тебе надо ещё подумать». Они все становились единомышленниками, они работали вместе с ней не только телом, но и душою. И теперь её танцоры перед камерой вспоминают самое главное, что они хотят сказать нам всем о Пине Бауш. Некоторые не могут говорить, только смотрят в камеру и грустно молчат. Они лучше станцуют в память своего учителя. Но те, кто говорят, вспоминают очень пронзительные вещи: как одна танцовщица стеснялась и боялась Пину, а та сказала её в сердцах, что она же ей ничего плохого не сделала, и после этого танцовщица уже не боялась, про то, как Пина улыбалась, про то, как они уговорили её самою танцевать в «Кафе Миллер», и теперь мы видим, благодаря этим записям, как она танцевала. Она великолепно танцевала! Эти руки, гибкие, сильные, выразительные и умные… Можно залюбоваться только руками… А тот улыбающийся танцовщик, который придумал понравившееся Пине движение, обозначающее «радость», как он счастлив, что нашёл тогда это движение, что Пина его приняла и даже поставила номер с этим движением. Очень красивый номер. Танец с этим синхронно повторяющимся движением «радость» рождает очень тёплое ощущение, хочется встать и тут же повторить это движение, ощутить эту радость…

Может быть, всё дело в том, что эти движения требуют вашего личного участия, вашего личного повтора. Если просто смотреть, то эффект не тот. Надо попробовать представить, что вы это движение делаете. Вот вы потянулись рукой, вот локоть пошёл, вот кисть… Одновременно стопа ваша начинает выгибаться, подъём ноги выгибается, нога сильным округлым движением циркульно уходит назад, корпус подаётся под углом вперёд, мягко перетекаем на опорную ногу, а руки уже сильно и уверенно пошагово взлетают над вашим лицом и уходят за голову, взгляд вверх, подбородок поднимается… Вы сейчас взлетите… Когда в просмотре фильма участвуют и ваши мышцы – тогда совсем другое дело! Тогда вы начинаете чувствовать удовольствие от движения на экране, начинаете понимать, почему так, а не иначе. Пина ведь тоже всегда искала, как сделать танец выразительнее, пронзительнее. Иногда её эксперименты эпатируют. Но равнодушными не оставляют.

«Полнолуние» с дождём на сцене: огромная скала, которая тоже становится частью танца, мокрые подолы танцовщиц, всплески эмоций и водяные брызги… Эмоциональные и нервные танцевальные номера заставляют вспомнить свою прошлую боль, заплакать от переживаний… и всё это во время просмотра фильма. Представляете, что ощущали зрители, когда всё это было перед ними на сцене, рядом, когда энергия танцоров выплёскивалась в зал.

Удивительный фильм. Без чёткой режиссуры, просто собранные «под одной крышей» номера, поставленные когда-то Пиной Бауш. Просто дань её памяти, её таланту.

Я уже написала друзьям, что не знаю, как они танцуют теперь без Пины? Не знаю. Наверное, это нелегко. Но если вспомнить её мягкую улыбку… Наверное, главное – не погасить в себе тот огонёк, который смогла зажечь эта удивительная Пина.