|
 В Одесском русском театре премьера за премьерой. Масса впечатлений, самых разных. Хотелось бы поговорить о предпоследней премьере – «Страна негодяев» Сергея Есенина в постановке Алексея Литвина.Честно признаюсь, я ждала большего. Может быть, многообещающая пресс-конференция была тому виной. Слова «поэтический театр» породили во мне надежду увидеть зрелище, которого я давно не видела: гармоничного сплетения поэзии и театрального искусства. И на премьеру я шла в ожидании чуда… Увидев на сцене умело выстроенные Гарри Фаером декорации (ничего лишнего, лаконично и выверено, рельсы, рельсы, рельсы, семафор, стол, ящики с неизвестным содержимым, скорее всего с «золотом партии»), я порадовалась удачной сценографии, предвкушая интересное зрелище. Но, когда начался спектакль, то возникли помехи в восприятии спектакля, которые отвлекают от текста Есенина и замысла режиссера. Во-первых, пропадало очарование поэтического текста. Не все актеры сумели сделать текст органичным и одновременно поэтическим: на премьере у большинства получалось или то, или другое. У Есенина вся пьеса имеет поэтический ряд, при чтении вслух пьесы прослушиваются рифмы, ритм стиха. В нашей постановке – чаще всего нет. Поэтому не будем в данной статье употреблять понятие «поэтический театр» и будем говорить просто о театре, в котором персонажи говорят почему-то почти стихами. Во-вторых, дикция подводит актеров, и это очень обидно. Оказывается, стихи не терпят невнятной дикции, пропадают зря поэтические изыски Сергея Есенина. В-третьих, много мелких несостыковок, оттягивающих внимание от смысла. Например, с наганом, о котором не все зрители (особенно дамы!) знают, что наган – не только револьвер, но и винтовка. Но тут мы сами (зрители) виноваты, наша неосведомленность. Холод собачий, но кто-то из персонажей «мерзнет», а кто-то – нет. У них, что, руки и шеи от мороза не замерзают? И нараспашку кожаное пальто у Номаха – как апофеоз незамерзаемости человека при температуре, когда «Нынче от холода в воздухе Дохли птицы». Микрофон, услужливо возникающий в кабаке времен гражданской войны для великолепно исполняющей романсы Татьяны Опариной. Шикарный халат в китайских драконах на поставщике наркотиков и одновременно советском сыщике по имени Литза-Хун (очень симпатичная характерная роль получилась у Дмитрия Жильченко), и тот же халат потом оказывается в руках у Номаха после расправы над китайцем (или убийства китайца не было? Как-то не очень понятно зрителям, можно истолковать и так, и эдак). Песня Бориса Гребенщикова в финале – хорошая песня, в тему, но из стилистики выбивается. В-четвёртых, финал. Финал – вообще проблема спектакля, при условии, что у Есенина пьеса не окончена. Если бы не великолепная работа актеров, делающих все возможное, чтобы наполнить многозначительностью натянутую режиссуру финала, финала как такового не было бы. И не очень понятно получилось с памятником. Старшее поколение помнит, как выглядел Нестор Махно – прототип Номаха – хотя бы по учебникам истории, а молодежи трудно связать замершего на ящиках Номаха с барельефом Махно на экране на заднем плане, потому что большинство молодых зрителей просто не знает, как он выглядел, и придуманная режиссером ассоциация не срабатывает. Режиссеру Алексею Литвину очень небезразлична эта пьеса, ее актуальность, ее честность, и именно поэтому она и была выбрана для постановки. Незаконченность пьесы, с одной стороны, ограничивала режиссёрскую фантазию, а с другой – был шанс развернуться, додумать повороты сюжета и дать актёрам возможность сделать очень яркие и выпуклые роли, чтобы заглушить недоделанность драматургического материала. Актеры работают очень старательно в этом спектакле. Запоминаются образы комиссара Рассветова в исполнении Валерия Жукова (сумевшего, на мой взгляд, найти поэтическую составляющую в своем монологе), повстанца Барсука (Михаил Игнатов яркими и густыми масляными красками выписал своего героя), конечно же, загадочного Литза-Хуна в исполнении Жильченко, чудаковатого Замарашкина (Николай Шкуратовский) и комиссара Чекистова, в глубине души которого живет Гамлет (Павел Савинов и Виктор Ильченко). Комиссары Чарин и Лобок (Ярослав Белый и Владимир Лилицкий) получили интересное актёрское воплощение. Татьяна Опарина – трагическая женская судьба Кабатчицы сыграна ею очень сдержанно, всё строится на взглядах, на коротких замирающих движениях рук, на мягких поворотах. Это очень хорошая актерская работа. В одной сцене появляющиеся посетители кабака – Михаил Дроботов и Альберт Каспарянц – маленькие, но заметные роли. Подавщицы (так написано у С. Есенина) в кабаке тоже смогли из маленьких ролей выстроить образы (Елена Ященко, Александра Цымбалюк, Нелли Чуран). По поводу музыкального оформления спектакля: хотелось бы услышать романсы не на стихи Алексея Литвина или Пьера Беранже, а на стихи Сергея Есенина, потому что это было бы как-то логичнее и дополнило бы есенинскую пьесу именно есенинскими словами, при всем уважении к вышеупомянутым авторам. Но это мое субъективное мнение. Зрители с восторгом слушали то, что пела Татьяна Опарина, это было незабываемо. И вот, казалось бы, вроде бы все было брошено в котел, чтобы получилось чудесное зелье – поэтический театр. Но чего-то не хватило. Нужно поработать над постановкой ещё, ведь после премьеры уже лучше видится, что получилось, а что – нет. Хочется приходить на спектакли «поэтического театра», хочется, чтобы работа над спектаклем была продолжена, и тогда спектакль станет подарком и откровением для поклонников театра и поэтического творчества Сергея Есенина. |
Комментариев нет:
Отправить комментарий